О своём печальном опыте разоблачения фальсификаций голосования рассказал житель Дрогичина Николай Брич. Сейчас он пенсионер, а в 2004 году был наблюдателем на выборах в депутаты Палаты представителей.

Подозрительные скрепки

«Я тогда работал корреспондентом в «Газете для вас» и получил задание от редакции понаблюдать за одним из избирательных участков. Пришёл к открытию. Но заметил, что на уже работающем участке выносные ящики не были опечатаны. Хотя это противоречило закону. Что интересно: в каждой из урн на дне под бюллетенями находилось масса скрепок. Откуда им там взяться? Я решил — вброс. Понятно, что по одному бюллетеню вкидывать неудобно. А так скрепкой соединил, забросил и всё. Были и другие подозрительные детали.

Как только я указал на возможные нарушения, заместитель председателя райисполкома приказал председателю избирательной комиссии любыми путями меня выставить за двери участка. Я немедленно изложил все факты на бумаге и решил отнести прокурору. Но на рабочем месте сначала его не застал, хотя на выборах он должен быть круглосуточно на посту.

Мне всё-таки удалось передать прокурору заявление, второе такое же я отнёс председателю комиссии. И мне показалось, что он был «навеселе». Это был уже обед и, как правило, в те времена на голосованиях он проходил с горячительными напитками. Так как я человек непьющий, запах алкоголя чувствую очень хорошо. К тому же председатель комиссии начал заикаться, раскрасневшись стал что-то говорить, а в итоге взял мою бумагу, смял и стал топтать её ногами.

Ни слова не говоря, пришёл домой, написал ещё одно заявление и занёс прокурору. Его приняли, но ничего не сказали. Я попросил, чтобы освидетельствование происходило в моём присутствии. Прошли сутки, и ни слова. На второй день позвонил прокурор и попросил зайти к нему. Оказалось, на меня написали встречное заявление от членов комиссии о том, что моё заявление об их возможном алкогольном опьянении — клевета.

Но как так? Я никому не сообщал о нетрезвом состоянии участников комиссии, кроме прокурора. Моё заявление должно было остаться анонимным. Он должен был проверить достоверность моей информации, но раскрывать заявителя никому не имел права. Следовательно, это он распространил заведомо ложную информацию и нарушил закон.

Кстати, освидетельствование членов комиссии всё-таки провели. А на меня завели административное дело за клевету. Начался суд.

Суд и алкотестер

Перед процессом посоветовался со знакомыми врачами, и они подсказали сходить в свою больницу и попросить у главного врача инструкцию о медицинском освидетельствовании лиц, находящихся в нетрезвом состоянии. Главврач отказался не только сделать копию, но и просто показать. Потом, правда, замглавврача дал эту инструкцию. Как оказалось, освидетельствование членов комиссии произвели неправильно: у них должны были брать биологический материал для исследования, а в конфликтных ситуациях особенно. В данной ситуации проверили только алкотестером. Когда самостоятельно стал расследовать этот случай, оказалось, что применённый аппарат даже не прошёл сертификацию — им нельзя было пользоваться.

Направил письмо в Областной наркологический диспансер, чтобы они предоставили разъяснения о порядке освидетельствования. Но там не отвечали, пришлось туда ехать. Главврач сказал, что меня понимает, и пояснил на словах, что всё было сделано неправильно. Но в письменном виде заключение дать отказался. На очередном суде снова заявляю о ходатайстве ответа из диспансера, но судья его отклоняет. Меня признают виновным и дают штраф. На то время он составил 2700$.

Ответ всё-таки пришёл из диспансера в день приговора, но тогда я был уже дома. В нём было сказано, что по истечении двух часов освидетельствование является недействительным. Оспаривал решение суда везде и даже дошёл до Верховного суда, но ответ один — оставить без изменений.

После этого случая на меня и мою семью началась травля: пришли с описью имущества, пугали, под любыми предлогами работодатели отказывали в трудоустройстве моим дочерям.

«Честных выборов не видел»

С 1990-х годов я присутствовал на разных выборах в качестве наблюдателя. Никогда не видел, чтобы они были действительно честными. Даже в 1994 году на первых президентских выборах нарушений было тьма. На одном избирательном участке член комиссии изъял около 760 бюллетеней, заготовленных для вброса.

После каждых выборов обращался в ЦИК с перечнем нарушений. Однако постоянно приходил ответ, что они не влияют на итоги выборов.

Как я понимаю, члены избирательной комиссии во время голосования сидят на телефоне. Они заранее знают, какими должны быть результаты. Если цифры не совпадают, всеми правдами и неправдами пытаются «подогнать». Никто ведь не проверит.

Два раза присутствовал при подсчёте голосов: комиссия высыпает все бюллетени, становятся к наблюдателям задом плотным кругом и увидеть что-то становится нереально. Они считают вместе обычные бюллетени и досрочные, хотя это всё должно учитываться отдельно.

Раньше я считал, что на выборы не стоит идти в связи с пандемией, но посмотрев на то, что сейчас происходит в стране, считаю — присутствие необходимо.

На мой взгляд, чтобы хоть что-то изменить, нужно идти к закрытию избирательных участков. Пусть даже будет и очередь. Тогда, во-первых, человек проверит, не расписались ли за него и за тех, кого он знает. У избирательной комиссии не будет времени для фальсификации — не успеют подменить ваш бюллетень.

Ещё мне нравится идея располовинить бюллетень. То есть оторвать ту часть, где есть подписи членов избирательной комиссии. Наказания в законе за это действие нет. Если кто-то из наблюдателей или представителей кандидатов организует сбор этих оторванных «половинок», можно будет посчитать, сколько бюллетеней было испорчено, и сколько недействительных внесут в протокол. Тогда есть шанс доказать фальсификацию и потребовать пересчёта голосов».