Старая пластинка – метафора, которая отсылает к чему-то архаичному, редкому. Но, она способна при особом наборе инструментов донести голоса прошлого. Хочу услышать эти голоса, и сочетать их с голосами моих современников.
Не было бы так грустно, не будь это правдой
На прошедшей неделе команда БГУ «Дети Тьюринга» запомнилась своим выступлением в «Голосящем КиВиНе» записанном в конце лета в калининградском Светлогорске. В конце своей «музыкалки» капитан команды обратил внимание зрителей на граммофон, стоявший на сцене:
– Все наше выступление было про музыку. Мы начали его с того, что сами выбрали и поставили пластинку, в какой-то момент мы перестали ее замечать. Нам даже успело показаться, что она стала неотъемлемой частью нашего выступления. Но в конце она стала играть так громко, что голоса белорусов перестали слышать. Сейчас вы становитесь свидетелями исторического момента… Белорусы меняют пластинку, – пошутили ребята из команды.
Многие мои знакомые, люди самого разного возраста и социального статуса устали и не могут больше слышать один единственный голос, который продолжает фальшиво вещать о настоящем и будущем моего народа.
Серебряный век
Два события позволяют вернуться на 100 лет назад. Во-первых, небывалый расцвет протестной культуры в республике.
Марши протеста в столице, превратились летом и в начале осени в карнавалы. Выступления музыкантов, тематические перфомансы, уникальные графити, только внешние атрибуты эпохи Перемен. За ней стоит целый пласт культуры, который по насыщенности не уступает серебряному веку в истории культуры советской.
Более 200 музыкальных композиций вошли в плейлист белорусского протеста. И как сказал Артемий Троицкий в интервью изданию «Онлайнер»:
— Это не то что продуктивно, это гиперпродуктивно. Это просто фе-но-ме-наль-но! Я с таким не сталкивался никогда в жизни. У меня есть цикл лекций «Сто лет музыкальной цензуры в России», для которого я составлял плей-лист от Вертинского до Noize MC и «Порнофильмов». И полноценных песен протеста за сто лет набралось порядка 60 штук, а в Беларуси за несколько месяцев их более 200. Я даже не знаю: наверное, такого вообще не было в мировой песенной истории. Популярный сейчас в Беларуси лозунг «Вы невероятные» в данном случае соответствует на сто процентов. Такой взрыв талантливой, страстной, протестной музыки за такой короткий промежуток времени… Думаю, это мировой рекорд. На меня это произвело удивительное впечатление!
Вторым событием стал отъезд нобелевского лауреата писательницы Светланы Алексиевич за границу. Официально на лечение, но реально все же в политическую эмиграцию. Светлана, судя по последним сообщениям на ее странице в соцсетях активно встречается с политиками и деятелями культуры в Европе. Следит за протестами в Беларуси, и надеется вернуться на родину. Он продолжает выступать за диалог с властью, вот, что она ответила Борису Пастернаку на вопрос боится ли Лукашенко уличных протестов:
— Очень хочется надеяться, что у него (Лукашенко) есть какие-то… Не знаю, как их назвать. Те, кто на него может влиять. Мне очень хочется, чтобы они дали ему правильные советы. Разговоры про «кучку отщепенцев» уже прекратились, кажется? Не важно даже, какая это часть. Эти люди представляют ту часть народа, которая его не принимает и никогда уже не примет. Не примет того, как с ней поступили во время выборов. И с ней надо говорить.
Русская интеллигенция, в том числе те, кто поддержал Октябрьску революцию, годовщина, Которой сегодня почти не отмечается в моей стране, очень дорого заплатили за свободу мыслить и творить, мыслить образно, честно, не вступая в сделку с совестью.
Кто-то не мог выехать на необходимое лечение из голодной разрушенной страны Советов, кто-то мечтал вернуться, но был похоронен на далеком погосте у православной церквушки на чужбине. Но, эт отдельный разговор, а пока только тонкая параллельная черта.
Бог помог вырваться из рук безбожников, которые в законах пишут одно, а на деле делают другое
Эти строчки принадлежать неизвестному автору, по имени Евгений, рассказ которого дошел до мня, благодаря историкам-краеведам и моему коллеге. В августовском номере христианского издания «Евангельская Вера» за 1933 год опубликован вот такой небольшой рассказ:
Пасха в каторге
Изредка показывалось солнце, хотя снег еще лежал нетронутым м морозы были до 25 гр. Работая каждый день, не имен выходных дней, все ждали Пасхи. Отдохнем ли?
Как-то вечером достали газету. Наткнулись на статью «Борьба с перегибами», в которой была отмечена свобода религии и т. д. Мы все п решили, что будем праздновать Пасху. Было накануне праздника. Мы решили запросить начальника нашего лагеря. Ответ был таков: «Имеется циркулярное распоряжение, что никаких праздников н быть не может. Вы знаете, что идет ударная работа не только у нас, но и по всему Союзу. Вы видите лозунг «Пятилетка в 4 года». И ваша жизнь в каторге зависит от вашего поведения и вашей работы; наша цель — исправить вас трудом».
«На основании газеты мы будем требовать», – заявили мы.
«Посмотрим. Идите и никаких разговоров о Пасхе, и быть не может».
Но мы решили в день Пасхи, когда выйдем на развод, не идти на работу. Каждое утро в пол шестого выходим из бараков, строимся в ряды, идет проверка. Потом разводят по работам.
Пошла большая агитация о праздновании. Все были согласны. «Завтра Пасха, смотрите же, не подведите», – ходили по бараку, один одному толкуя.
Звонок прозвонил спать, после этого звонка все должны лежать в никаких разговоров не должно быть. Все молчали. Мертвая тишина. Возле меня спал мол земляк, лет 35, высокий, с большими усами, настойчивой натуры. И уже дремал. Он толкнул меня в бок: «Женя, ты спишь? «Вставай, Богу помолимся. Бог поможет нам! Дежурный по лагерю спит».
Помолившись Богу, оп говорит: «Смотри, до последнего стой на своем». В четыре часа утра зазвонил звонок на подъем. Но у нас уже давно были готовы вставать. Раздался крик: «За кашей!» Пошли получать кашу, каша была пшенная. Но не переставая, один твердил другому: «Смотри, ребята, не сорви. Что будет, то будет всем, а не одному».
Зазвонил звонок на развод. Выходили, строились рядами для проверки, один одному твердя и все это сливалось в общее тихое жужжание. На сердце было весело. Раздался крик: «Смирно! Начальник идет!»
«Здравствуй, 3-ий рабочий лагерь». Все молчали. Начальник еще несколько раз повторил. Все молчали. «С левого фланга по порядку номеров рассчитайся».
— Первый, второй, третий и т. д. — кричали. Последний крикнул «сто первый».
«Третий строй по десять», была команда.
Начальник кричал: «Я вам покажу как здороваться, будете меня помнить. Дежурный по лагерю, сейчас же-команду на ноги при полном боевом. Я им покажу как здороваться. Будете у меня круглые сутки работать и есть не дам». — Начальник все кричал…
«Смотри, ребята, стой на своем. Нас тысяча — не расстреляет! Держись, духом не падай!».
Мы были окружены вооруженной командой надзора. Хотя и они такие же заключенные, как и мы, но они не работают, к тому же, им обещают по одной третей освободить, так он готов сотни убить для своего благоустройства.
— Пильщики выходи… пильщики выходи…,- Все стояли, потупив глаза в землю.
— Лесорубы, выходи… Группа Сареева. выходи…, – Все стояли молча. Раздался голос начальника: «Последний раз вас предупреждаю: идите на работу, а то пустим в депо оружие!
А кто останется жив — вовеки не выйдет из каторги. Кто хочет жить — выходи налево на работу.
Начали выскакивать некоторые. Их придерживали, шепотом уговаривая, но это не помогло. Главным образом отошли влево пожилые крестьяне, которые, как я выражусь, одной ногой уже в гробу стояли. Но тут началась суматоха: тот идет влево, тот обратно вправо – не разберешь, кто куда — большинство пустилось в панику, Начальник кричал: «Команда, прицел по правой стороне. Раз…Два…Перебежали почти все влево, осталось человек сорок, которые не боялись смерти, исключительно молодежь, и мой земляк с нами. Все ушли по работам, а мы стояли окруженные охраной.
– Пойдете работать?
– Нет, сегодня Пасха, свобода религии.
– Свобода, но не на каторге. Давай лошадь и веревки.
Привели лошадь и возле лежала длинная веревка. Начальник что-то шепотом говорил команде. Команда бросилась на нас.
Связав 8 человек веревкой, запрягли лошадь и начали тянуть в лес на место работы. Это была ужасная картина. Они попадали и раздались душу раздирающие крики.
Протянув несколько саженей, их развязали, но все лежали истерически вскрикивая. Их забрали на носилках и отнесли в карцер, в темную яму, вырытую в земле. Туда их бросили безо всякой помощи. На снегу видна была кровь…
Видя, что наше дело сорвалось, мы согласились идти на работу. Но нас ожидало тяжелое наказание: выставить босыми после работы на снег на 30 минут и занесение в личное дело, Хлопотать перед коллегией Г.П.У. о добавлении нам срока наказания.
Вот как мы праздновали Пасху 193…года.
Но мне Бог помог вырваться из рук безбожников, которые в законах пишут одно, а на деле делают другое.
Оставляю его без комментариев, ведь параллель очевидна. До встречи!
КОММЕНТАРИИ
ОБСУДИТЬ ПРАВИЛА КОММЕНТИРОВАНИЯ