«Вернуть белорусский режим в условную «оттепель» уже невозможно»

– В каком направлении идет эволюция нынешнего минского режима? Мы видим только ухудшение и усиление тех тенденций, которые были до августа 2020 года, или характер режима — это качественные стратегические изменения?

– Трансформация режима происходит по всем направлениям. Если до 2020 года режим можно было охарактеризовать как неоавторитарный, с достаточно большим присутствием фасадных элементов демократии, наличием пространства для гражданского общества и оппозиционных структур, наличием независимых СМИ, то после августа 2020 года режим сменился на неототалитарный. Теперь он не приемлет возможности существования какого-либо альтернативного информационного и даже интеллектуального идеологического пространства.

Эта трансформация связана с тем, что создателям системы, на которую опирался режим (системы определенной устойчивой легитимности, определенной идеологической поддержки, если бы не было критических угроз), стало ясно, что в широком гражданском пространстве, в кризис эта система не выживет. Поэтому его трансформация началась на платформе тоталитарных тенденций, контроля в сфере информации и политической деятельности.

Обычно такие преобразования происходят либо в начале таких систем, когда необходимо уничтожить всех врагов и расчистить пространство, которое может представлять угрозу власти, либо в период глубоких кризисов, в процессе распада, распада старая система. Чтобы не допустить этого, авторитарная система возвращается к более жестким подходам к удержанию власти.

В Беларуси в 2020-21 годах произошла большевизация системы, использование незаконных методов подавления оппонентов. Постепенно этот большевизм превратился в институциональный террор, закрепился на законодательном уровне, террор и репрессии стали системной практикой.

– Некоторым казалось, что после того, как режим воздержался в результате событий 2020 года, власти вернутся к привычному варианту смягчения репрессий, торговли политзаключенными в обмен на снятие санкций и «нормализации» отношений с Западом. Ведь в истории этой власти репрессии обычно были реакцией на активность общества – если не было активности (как на выборах 2015 года), то не было и репрессий. Почему репрессии не прекращаются и сейчас – хотя внешних проявлений борьбы с властью почти нет?

 

– Это связано, с одной стороны, с эволюцией власти. В 2006 или 2010 году политический кризис, возникший в результате выборов, не носил системного характера, не вызывал коллапса легитимности, большинство населения пассивно смотрело на происходящее. В 2020 году Лукашенко явно потерял социальную и легитимную поддержку большинства общества, произошел системный кризис.

Кризис затронул не только общество, но и саму власть – начались саботаж, развал силовых структур, которые должны были контролировать функционирование системы. Были сбои в работе аппарата по фальсификации выборов, когда в избирательных комиссиях стали появляться настоящие протоколы. Позиция номенклатуры – она ​​хотя бы пассивно ждала, кто победит, а то и поддерживала альтернативных кандидатов. Электоральный провал и террор в первые дни после выборов затронули все ветви власти, все общество, даже некоторые православные священники стали возмущаться действиями властей.

Так что невозможность для правительства вернуться к ситуации «к августу 2020 года» связана с глубоким кризисом всех звеньев системы. Поэтому возврат к «либеральным» элементам во внутренней политике (если нет возможности вернуть поддержку большинства населения), к условной оттепели просто невозможен. И до самого конца правления Лукашенко эта система не изменится. Интенсивность ужаса может измениться. В 2006 или 2010 году репрессии коснулись только оппозиции. А теперь террор всеобщий, массовый.

– В то время как одни аналитики говорят, что власть сейчас делает ставку только на террор, на силовики, другие говорят, что это не так. Что должна быть какая-то поддержка среди населения в любой, самой непопулярной власти, что у Лукашенко есть определенный процент поддержки. Правда ли, что если он опирается только на репрессии, то опорные фигуры ему уже не нужны? Ведь очевидно, что прежний социальный договор между властью и населением (мы даем вам экономический рост, а вы не лезете в политику) не выполняется с обеих сторон.

– Конечно, даже террор невозможно осуществить без опоры на часть общества. Конечно, это не 3% — с такой цифрой режим бы не выжил. Ядро искренних сторонников Лукашенко составляет, на мой взгляд, около 20-25% населения. Но даже такое меньшинство, если оно в силах сделать это, может удержать власть.

Главная «опора» Лукашенко — пассивность большинства. Пассивное большинство всегда подчиняется тому, у кого власть. У нас пассивное большинство заняло позицию ожидания – чем закончится противостояние, кто победит. Сегодня сохранение режима строится из ресурсов пассивного большинства, откуда Лукашенко черпает ресурсы для дальнейшей стабилизации.

Продолжающиеся репрессии направлены не только на запугивание активных, но и на то, чтобы большинство оставалось пассивным и послушным.

 

Второй момент – это «социальный контракт», обеспечивающий уровень жизни, обеспечивающий, чтобы экономика в стране была не так уж и плоха, не было дефицита, денег хватало на основные нужды.

И третий момент – чтобы в условиях войны Беларусь оставалась в стороне, чтобы открыто не участвовать в боевых действиях. А Лукашенко активно запугивает население войной, в стиле “надо поддерживать существующую систему, иначе начнется война”.

Пока мы не видим катастрофических тенденций в экономике, Лукашенко продолжает манипулировать игрой, обвиняя в экономических трудностях Запад и санкции.

Важным фактором является Россия. Внешняя легитимность Москвы благодаря признанию результатов августовских выборов 2020 года позволила Лукашенко консолидировать силы безопасности и бюрократию, которые, возможно, сомневались, хочет ли Путин заменить Лукашенко. Лукашенко получил «ярлык президента», что дало ему возможность и время для стабилизации системы. И за все это он поплатился своим участием в агрессии России против Украины.

– Говоря об экономике, вы считаете, что возможные экономические трудности в ближайшее время могут привести к разрушительным последствиям для режима? Если раньше легитимность режима основывалась на неком идеологическом соглашении, экономическом росте, рейтинге Лукашенко, то теперь, когда согласие и рейтинг исчезли, возрастает роль экономического фактора?

– Экономика всегда является важным фактором формирования легитимности власти. Легитимность основана на убеждении, что власть не только поддерживается большинством, но и эффективно оправдывает и оправдывает ожидания общества. Если население видит, что власть действует не в интересах общества, легитимность разрушается.

Выборы 2020 года стали результатом всего того, что произошло за несколько лет до этого – размывание и распад легитимности, в том числе из-за каких-то абсурдных действий режима. Один из них — указ о тунеядцах, когда впервые за 20 лет протесты прокатились по небольшим городам Беларуси. Второй момент — отношение властей к эпидемии ковида.

Сегодня мы не говорим о восстановлении легитимности. Вопрос в том, доведет ли режим экономическую ситуацию до катастрофических изменений, которые коснутся такого же пассивного большинства, если заработная плата упадет и задержится. Если кризис станет настолько масштабным, что репрессии не смогут контролировать пассивное большинство.

– Собирается ли правительство в условиях смены режима создавать особую идеологию? Останется ли все в рамках традиционного служения власти, в рамках простой мысли, что власть есть государство, любит власть есть единственно возможный патриотизм?

– Думаю, ничего нового они не придумают, вернутся к практикам и схемам, которые сейчас активно внедряются в России. Мы видим построение идеологического аппарата на антинациональных, просоветских принципах и ценностях плюс концепция «русского мира». Ведь сейчас происходит консолидация и слияние этих двух информационных элементов в единое тоталитарное идеологическое пространство. Ведь без информационной и политической поддержки со стороны России режим Лукашенко не сможет существовать. Кроме того, Россия будет продвигать внутри Беларуси свой идеологический нарратив, чтобы интегрировать его в свое идеологическое пространство.