«То, что мы видим – только вершина айсберга». Каков масштаб репрессий в Беларуси

Более 40 000 задержаний за два года

23-летний Владислав Манюк из Минска был осужден за граффити на год. Правозащитникам о нем стало известно, только когда парню осталось сидеть месяц. Родные не передавали его данные, хотя сам молодой человек хотел поддержки. Информацию о себе он смог передать через других узников.

Такая история не единственная. Но она хорошо описывает ситуацию, когда случаи репрессий остаются без внимания и внесения в отчеты.

В списке правозащитников политзаключенными значатся 1 231 человек. Всего, по оценкам юриста правозащитного центра Павла Сапелко, за решеткой находится более 1 600 человек, попавших туда за участие в протестах, высказывания и т.д.

Инициатива Dissident.by имеет информацию о 1 495 людях, которые сейчас в неволе по политическим мотивам. Еще 468, по их подсчетам, отбывают домашнюю химию.

О количестве политических уголовных дел ранее говорил Следственный комитет. Согласно их заявлению, «дела об экстремизме составляют не более 5—6% общего количества преступлений». Это около 5 000 «криминалок» за прошлый год.

«По этим делам осудили только около 2 000 человек. Выходит, что даже по эпизодам конца 2020 — начала 2021 года работы им хватит еще надолго. Помимо этого, следует помнить, что много уголовных дел тогда было возбуждено не в отношении определенных лиц, а просто по факту того или иного события. Все это время они продолжают высчитывать новых людей по фото, видео и так далее», — замечает Павел Сапелко.

Точную цифру дел, заведенных по политическим мотивам, правозащитники не знают. Ими зафиксировано только более 40 000 задержаний за два года (по административным и уголовным делам), но они уверены, что это далеко не полные данные.

«В то же время, мы почти точно знаем, сколько дел не расследуется — это 5 000 актов пыток и запрещенного обращения, в связи с которыми была проведена поверхностная проверка и отказано в возбуждении уголовного дела», — отмечает юрист.

При этом продолжаются увольнения «нелояльных», отчисления из университетов.

«Если под репрессиями понимать не только те случаи, когда на человека завели уголовное дело или арестовали или оштрафовали по административному, то следует, что та информация, которая попадает в СМИ, — это только вершина айсберга», — считает Сапелко.

«Многие считают, что огласка повлечет за собой еще большие репрессии»

Далеко не все, столкнувшись с репрессиями, решаются рассказать об этом журналистам или правозащитникам. Причем среди тех, кто решил скрывать информацию, встречаются как непубличные, так и публичные люди. И таких случаев замалчивания больше, чем раньше.

«Сейчас многие считают, что огласка повлечет за собой еще большие репрессии. Так это или нет — судить сложно, поскольку мы не знаем, как складывается судьба тех людей, которые молча страдают от репрессий.

Мы как правозащитники считаем важным говорить обо всех случаях, но не хотим и не можем заставлять всех это делать», — говорит Сапелко.

Основательница Dissident.by Марина Касинерова отмечает, что из-за неразглашения информации со стороны родственников о задержании активисты узнают, только когда начинается суд или даже после него.

Люди, которые никогда не были в политике, и раньше побаивались обнародовать информацию о задержаниях и других формах репрессий в свою сторону, говорит она.

«Все знают, какими методами пользуются силовики, чтобы информация о задержаниях и все связанные с ними нарушения не выплывали на поверхность, поэтому люди очень запуганы. Это один из главных факторов, почему часть фактов репрессий остается в тайне.

Немного иная ситуация с активистами и общественными деятелями, они наоборот пытаются не скрывать эту информацию, так как знают, как это хорошо работает, когда на проблему обращает внимание СМИ и общество. В то время как люди, впервые сталкивающиеся с системой, наоборот боятся о чем-то говорить, так как надеются, что так будет лучше.

Помимо личных убеждений, на людей давят сотрудники силовых структур, начинают говорить, что если будешь молчать, то будет лучше. Но надо понимать, что они всегда так говорили. Они дают такие посылы не для того, чтобы улучшить положение задержанного, а чтобы защитить себя.

Многие из них не хотят, чтобы широкий круг знал, что они причастны к репрессиям», — считает Касинерова.

По мнению активистки, судьба задержанного уже заранее решена на верху, поэтому обещания силовиков мало что значат.

«Из своего опыта могу сказать, что эти обещания не работают. Если есть приказ наказать человека сроком, то ему все равно дадут срок. И это уже не зависит от того, будет он молчать и сотрудничать с ними или нет».

Активистка обращает внимание на то, что с появлением практики записывать и выкладывать в сеть унизительные покаяльные видео люди стали еще более запуганными.

«Силовики это хорошо понимают, поэтому и продолжают проводить такую практику», — считает Касинерова.

Другой фактор, который также способствует тому, что большая часть репрессий остается за кадром, — это незнание, куда можно и нужно обращаться в таких случаях. Особенно если мы говорим о жителях небольших городов.

«Репрессивный механизм может жить еще долго, потому что он постоянно мутирует»

Всплеск репрессий возникает после каждого всплеска общественной активности. Последняя такая активность со стороны населения была связана с референдумом и началом полномасштабной войны России против Украины.

«За это время мы прошли уже несколько этапов репрессий, и каждый из них имеет свои характерные особенности. Сначала искали участников протестов, были диффамационные дела, потом начали признавать всех экстремистами, началась волна репрессий за распространение таких материалов. Сейчас власти вышли на новый уровень, они уже признают организации экстремистскими формированиями и на этом фоне начинают новые уголовные дела.

В Беларуси регулярно меняется законодательство и подходы к подавлению инакомыслия. Поэтому этот репрессивный механизм может жить еще долго, так как он постоянно мутирует и развивается. А точные цифры тех, кто попадает под каток репрессий, будут оставаться неизвестными. Но естественно, что таких случаев больше, чем мы знаем. Вопрос только в том, насколько их больше», — замечает правозащитница.

Марина Касинерова добавляет: если власти чувствуют безнаказанность, зачем им останавливаться?

«Репрессии наносят удар не только по репутации режима, но и по экономике, — говорит Андрей Дынько, который до 2022 года был главным редактором журнала «Наша Гісторыя» и сам прошел через тюрьму. — Все репрессивные режимы, как правило, намного беднее, менее успешны по своим социальным и экономическим показателям, чем их демократические соседи. Самые яркие примеры здесь — ФРГ и ГДР, Северная и Южная Корея.

Одна нация, одно историческое наследие, а разрыв в показателях гигантский. Свобода имеет значение для освобождения творческой энергии, а страх сковывает инициативу. Да и даже физически

— когда ты порабощаешь десятки людей, тысячи людей бегут, чтобы избежать такой судьбы. Если ты порабощаешь тысячи, десятки или сотни тысяч покидают страну — эффект мультипликатора. А это все головы и руки. Мы это четко наблюдаем в Беларуси.

И, во-вторых, санкции, что бы кто ни говорил, имеют эффект, как прямой, так и репутационный. Не только Иран и Северная Корея здесь пример, но и Южно-Африканская Республика времен апартеида, Польша после 1981 года. Как показывает история, к демократизации общества толкает экономический интерес. Бывают клинические случаи, как Северная Корея или Эритрея, где узкие группы людей ради удержания своей власти или реализации своих идей превратили страны в лагеря принудительного труда, но чаще репрессии ослабляют режим больше, чем его противников», — говорит Андрей Дынько.