Что означает ликвидация в Беларуси государственного органа, отвечавшего за последствия Чернобыля?

Государственный комитет БССР по проблемам последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС был создан 7 марта 1991 года. Спустя четыре года его реорганизовали в Министерство по чрезвычайным ситуациям и защите населения от последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС.

В 1998-м была проведена новая реорганизация, итогом которой стало создание Комитета по проблемам последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС при МЧС (Комчернобыля). Еще через три года Комчернобыля реорганизовали в Комитет по проблемам последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС при Совмине, а в 2006 году комитет превратился в Департамент по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС МЧС.

О значении ликвидированного ведомства, а также о текущих проблемах сельского хозяйства рассказал кандидат экономических наук Петр Мигурский, работавший в свое время в зоне радиационного загрязнения.

— Лукашенко упразднил Департамент по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Как вы оцениваете это решение?

— Я думаю, что Лукашенко все же поступил правильно. Ведь для чего нужен был департамент? Чтобы вести мониторинг, это первое. А второе, чтобы предпринимать какие-то меры по ликвидации последствий аварии, в конце концов.

А для этого нужны деньги. Теперь посмотрите, где находятся самые грязные районы той же Могилевской области. Это юго-восточная ее часть. И как раз эта территория подпадает под четыре программы помощи сельскому хозяйству. А тут еще сверху и департамент.

Нужно было содержать чиновничий аппарат. И не только в целом по Беларуси, соответствующие должности были при облисполкомах, эти чиновники должны были принимать какие-то глобальные решения по поводу судьбы чернобыльских районов.

Все это зависит от объема финансирования. Эти мероприятия, я считаю, могут быть разработаны на уровне управления сельского хозяйства любого райисполкома.

В 1986-м я как раз работал в Добрушском районе председателем колхоза. Когда в Брянской области над Новозыбковом осадили радиационные облака, осадки зацепили соседний Ветковский район и половину моего колхоза.

Я видел тогда, какие предпринимались меры — ничего особенного. Да, было известкование почв. Так, извините, оно и так должно быть. Были повышенные дозы внесения минеральных удобрений, частично это финансировало государство. Но это и так необходимо для того, чтобы получить нормальный урожай.

Судьба этих территорий через строительство, через переселение людей решалась напрямую в облисполкомах. Вся жизнь тогда бурлила там. Я помню, как это было на примере моего колхоза, где строились так называемые «чернобыльские» домики. 50 построили в одной деревне и 25 в другой.

Кроме того, специалисты эти, например, из филиала при Могилевском облисполкоме, выезжали на место событий, после чего становились участниками ликвидации последствий, ликвидаторами. Многие потом на пенсию раньше ушли, какие-то льготы получили. В общем, подводя черту, в этом решении Лукашенко прав.

— А как вы относитесь к его идее о необходимости возвращения в сельскохозяйственный оборот земель на загрязненных территориях?

— Мне сложно ответить на это вопрос, так как нужны точные данные об уровне загрязненности этих земель. Конечно, с 1986-го уровень радиации мог понизиться на многих территориях, как говорят, до приемлемого уровня. Но вот сам этот подход настораживает — что считать этим приемлемым уровнем, где его граница?

Я не могу дать однозначный ответ на этот вопрос. На месте руководства государства я бы эту тему не трогал. У нас столько проблем в сельском хозяйстве, столько запущенных земель! Зачем трогать эти загрязненные территории? Пусть там природа отдыхает, пусть земля от нас отдыхает. Пусть уровень радиации уменьшается естественным образом.

Нам бы порешать текущие проблемы в сельском хозяйстве, которые нарастают, словно ком. Я, например, не представляю себе, как будет проведена посевная в будущем году, какой будет наполняемость крупнотоварных комплексов.

Я отработал в сельском хозяйстве на должностях от тракториста на МТЗ-52 до начальника сельхозотдела «Могилевэнерго» и вижу, какие дикие вещи происходят в отрасли. С моим опытом могу сказать, например, что наше животноводство постепенно будет загибаться.

Вот на это нужно смотреть. На проблемы кормовой базы, на коррупцию в сельском хозяйстве. Например, сейчас пропагандируют выращивание подсолнечника. А ведь это самая затратная для сельхозпроизводства культура в плане выноса питательных веществ из почвы. Она требует внесения минеральных и органических удобрений в огромных объемах.

На втором месте кукуруза, которая требует импортных семян, дорогих ядохимикатов, повышенных доз удобрений. Ребята, выращивайте вместо кукурузы клевер. Его один раз подсеял под ячмень, а можно и в чистом виде в течении года — и потом два года просто убирай. И самое главное, он не требует ни минеральных удобрений, ни пестицидов.

Но наш чиновник, как черт ладана боится клевера. Потому что в этом случае отсутствует коррупционная составляющая, тут не с чего взять. Обидно за сельское хозяйство, за правительство, за специалистов на местах. Потому что я просто уверен — кукурузу навязывают сверху.

— Вопрос о кадрах. Накануне глава Минсельхозпрода Игорь Брыло рассказал, что Беларуси не хватает около 2000 специалистов. При этом, в стране действует 500 аграрных классов, ежегодно выпускается около 2500 специалистов из профильных учебных заведений. Почему люди уходят из аграрной отрасли, какие главные причины?

— Скажу так: зарплата главных специалистов не является причиной для побега из колхоза. Они получают довольно прилично, в среднем где-то около 2000 рублей. Дело не в доходах, дело в другом. Тем же ветврачам, зоотехникам приходится работать фактически без выходных. А ветврачу приходится иногда и ночью подниматься.

Не все агрогородки устаивают специалистов своим социальным уровнем. В деревне часто банально не с кем поговорить. Для меня самого это стало открытием — часто у специалиста сельского хозяйства больше общих интересов с городским жителем, чем с сельским.

Если говорить о дефиците кадров, то давайте посмотрим, кого больше всего не хватает отрасли? Ветврачей. Это просто бич для сельского хозяйства. На последнем совещании о проблемах мелиорации Лукашенко обещал вернуться к теме падежа телят.

Можно подумать, что в сельском хозяйстве засели одни вредители и уничтожают этих телят. Нет, конечно. Это некая система хозяйствования, которая приводит к уничтожению приплода. С чего она начинается? Самый первый момент — это сам колхозный строй. И самая главная проблема сельского хозяйства — недостаток финансирования.

Нет денег — возникает недостаток самих специалистов, не хватает лекарств, ухудшаются условия содержания скота. При этом тратятся баснословные суммы на специальные домики для телят, устройства для их выпойки.

А ведь самое лучшее — это содержание теленка под коровой. Я подсмотрел такой способ в 1984-м в Чехословакии. Они просто привязывали теленка веревочкой к корове, он находился с ней столько, сколько было нужно. И у них не было никакого падежа. И у меня его не было. Но нет, дайте нам эти домики, в которые мы грохнем огромные суммы и получив в итоге отрицательный результат.

Еще один момент. В нашей колхозной системе самый худший тип кормления крупного рогатого скота — силосно-концентратный. Неправильно приготовленный силос из кукурузы, а он в 90% случаев приготовлен неправильно, на выходе дает масляную кислоту. А ведь это яд для организма. Корова питается таким силосом и уже в утробе травит своего теленка.

Тут целый комплекс проблем, который провоцирует колхозная система.

Вот кто бы сказал: «Александр Григорьевич, давайте сравним проблемы колхозов с проблемами фермеров». У фермеров нет сегодня проблемы выживаемости приплода, нет проблемы падежа и вынужденной прирезки. Разве что один теленок на тысячу.

Кто исследовал причины, почему так получается? Почему у тех же доярок, которые работают у фермеров, телята выживают? Кто разбирался в вопросе, почему у фермеров нет вакантных мест для специалистов?

В крупных фермерских хозяйствах работают толковые агрономы, ветврачи, там эта система работает. Безусловно, ветврачу и там хватает работы, но эта работа предполагает взаимоуважение. Там нет матерных разносов, разборок.

Там нет давления, как это бывает со стороны новых руководителей райисполкомов, которые становятся царьками и крушат все вокруг себя, истребляя профессионалов. А руководители хозяйств? Как только толковый специалист появляется у него в подчинении, он его просто уничтожает. И все для того, чтобы он его не сменил на должности, чтобы досидеть до пенсии.

Наше сельское хозяйство — это сплошной клубок противоречий. Не зная эту систему, не окунувшись в нее, можно не увидеть перспективу. А перспектива в том, чтобы постепенно передавать дела в частные руки.

Согласно статистике за последние шесть лет, показатели у фермерских хозяйств растут по всем производственным направлениям.

А в колхозах — прыжки то вверх, то вниз, а на финише — минус. Да, по итогам этого года может что-то и получится с плюсом. Но, извините, ни по мясу, ни по молоку.

Лукашенко, как руководитель хозяйства, был хорошим специалистом. Мы работали в равных должностях в соседних хозяйствах четыре года, каждый из нас сравнивал себя с «Городцом». Меня удивляет, что он хороший специалист и так уперся в колхозную систему и с этого пути не сходит.

Но я хочу сказать ему, что фермеры все равно победят. Следите не за пальцами министра Брило, а за статистикой. Она все же фокусирует на правильном направлении.