Премьер-министр Беларуси Роман Головченко, подводя итоги уходящего года, согласился с тем, что он был сложным: «Вызовов было много. Прогнозы нам давали от тотального коллапса до падения ВВП на 20%… Под угрозу был поставлен 21 млрд долларов. А это треть нашего ВВП».
Но, по его словам, с главной задачей, которая заключалась в том, чтобы «сработать так, чтобы страна не заметила санкций», справиться «во многом получилось». При этом, однако, Головченко отметил, что номинальное сокращение ВВП составит по итогам года примерно 4%.
Итоговые цифры прокомментировал независимый эксперт — старший научный сотрудник BEROC Дмитрий Крук.
— По моим оценкам, реальная цифра падения ВВП скорее будет 4,5%, — говорит экономист, не соглашаясь с тем, что такой показатель стоит относить к заслугам. — Если оценивать 2022 год по любой шкале, то его однозначный диагноз — экономический кризис, причем достаточно тяжелый и быстроразвивающийся.
При этом потери ВВП на самом деле составляют даже не 4,5%. Падение вообще началось с середины 2021 года. Так вот, с точки пика, в середине 2021 года и до конца 2022 потеряно около 7% ВВП. И это достаточно большая величина.
По доходам и зарплате цифра примерно такая же. Но пик пришелся на начало 2022 года. Именно с того момента доходы и зарплаты сократились на тех же 7%. И назвать такие показатели «успехом» у меня никак не получается.
Нынешние власти оправдывают их тем, что могло быть гораздо хуже. С этим я согласен. Действительно, могло. Сценарий с падением ВВП на 20% тоже был вполне вероятен.
В начале полномасштабного вторжения в Украину был целый спектр различных сценариев, и потеря 20% считалась худшим вариантом развития событий. Но он не реализовался. Пока.
И по логике властей, не настолько плохо, как могло бы быть, почему-то означает «хорошо». На мой взгляд, это сомнительная логика. «Не настолько плохо» — это все равно означает плохо, а не хорошо. По сути, они просто подменяют понятия.
Частичное купирование проблем с экспортом собеседник называет ключевым фактором, позволившим белорусской экономике избежать того самого худшего сценария:
— Удалось восстановить физический объем экспорта продукции, попавшей под санкции. Но, подчеркиваю, восстановить частично — никакого возврата к довоенному уровню не произошло.
Сразу после начала войны экспорт по отношению к 2019 году, когда уровень натурального объема поставок можно было считать устойчивым для Беларуси, просел примерно на 30%. К концу года 10 процентных пунктов удалось отыграть. Но он по-прежнему на 20% ниже того, что до войны считалось устойчивым показателем.
Худший сценарий предполагал, что он так и останется с минусом в 30%, зафиксированным в марте-апреле. Здесь важно, что все равно восстановление не полное. Это как раз и есть прямое влияние санкций.
Дмитрий Крук называет две причины, благодаря которым удалось существенно восстановить экспортные поставки:
— Первая — манипуляции с нефтепродуктами. Все, что с ними происходит, строго засекречено. Но, судя по некоторым заявлениям и косвенным статистическим данным, восстановить их экспорт удалось. При этом неизвестно, они идут напрямую на российский рынок или осуществляется реэкспорт через Россию и российские порты, или работают обе схемы в каких-то пропорциях.
По калийным удобрениям тоже вся информация засекречена, но по косвенным данным можно судить о том, что здесь успехов гораздо меньше, однако тоже частичное восстановление, скорее всего, за счет железнодорожных поставок в Китай и, возможно, небольших объемов через российские порты, произошло.
То есть от дна тоже чуть-чуть оттолкнулись, хоть и не так масштабно, как с нефтепродуктами.
Вторая важная причина — резкое усиление ценовой конкурентоспособности. И здесь сошлись сразу несколько факторов. Самое главное то, что российский рубль укрепился к доллару и евро, а белорусский при этом укрепился к ним не так сильно и смог обесцениться к российскому.
В то же время скачок цен в России оказался более значительным, чем в Беларуси, особенно в период с середины лета до начала осени. Все это вместе обеспечило высокую ценовую конкурентоспособность белорусских производителей на российском рынке.
Как говорили бизнесмены, в июле-августе-сентябре в Россию любой товар можно было продать, не вставая с дивана. Разница в ценах была настолько большой, что российский рынок поглощал практически все, что производилось в Беларуси. Способствовало этому и высвобождение некоторых ниш, откуда уходили иностранные производители.
Этот механизм в восстановлении экспорта, пожалуй, сыграл даже более важную роль, чем схемы с продажей нефтепродуктов и калийных удобрений.
Однако важно то, что к концу года этот эффект значительно ослабел, а в следующем году с большой вероятностью он вообще сойдет на нет.
— Все-таки стоит ожидать падения на 30%, как было весной этого года?
— Однозначно утверждать не могу. 2022 год показал, что экспорт потерял устойчивость и во многом сейчас зависит от неэкономических факторов. Если в нормальной ситуации объем поставок можно было прогнозировать на уровне всей экономики, то сейчас надежность таких прогнозов радикально снизилась.
Сложно сказать, удастся ли далее продавать нефтепродукты и калийные удобрения, потому что мы не знаем, какие схемы там задействованы. Что будет, когда ценовая конкурентоспособность, о которой я говорил выше, резко сузится: смогут ли товары оставаться по-прежнему привлекательными для тех, кто их покупает?
Будут ли дальше белорусские производители позволять себе те логистические схемы, которые они изобрели в этом году? Потому что, когда ценовая конкурентоспособность зашкаливала, можно было не считать дополнительные затраты на какую-то баснословную логистику через Турцию, Грузию, Казахстан и другие страны. А вот в условиях нормализации цен такая заоблачная логистика может и не окупиться.
Экспорт перестал был устойчивым. Но вероятность того, что ситуация с ним в следующем году будет хуже, чем в этом, очень и очень велика.
— Тем не менее, те, кто утверждает, что нам почти удалось справиться с санкциями, что они, наоборот, укрепили экономику и вообще «хлеб с маслом есть, чего вам не хватает», продолжают излучать оптимизм.
— Такая позиция выходит за рамки экономической логики. Тут вопрос в том, от чего они отталкиваются. Если сравнить нынешнее положение с ситуацией, например, после Второй мировой войны, о которой любят вспоминать, то, конечно, есть повод для оптимизма.
— Последнее время нас предпочитают пугать «голодными 90-ми».
— И тут тоже есть повод для оптимизма. Все-таки, по сравнению с 90-ми, благосостояние сегодня выросло в разы. Даже при падении ВВП на те гипотетические 20% (кстати, эта вероятность не снята с повестки дня, такое может произойти и позже), все равно не будет возврата в 90-е. По уровню доходов, мы вернемся примерно в 2007 год. Поэтому 90-х можно не бояться, пока до них далеко.
Другое дело, если сравнить качество и уровень жизни в Беларуси со средним по региону, со странами Центральной и Восточной Европы. Здесь мы однозначно отстаем. А в 2022 году еще ушли вниз.
Для любой европейской страны сегодня проблема с отсутствием каких-то товаров бытовой химии, медикаментов, продуктов — это просто нонсенс. Даже сама по себе такая постановка вопроса — дикость.
Представить себе сужение ассортимента, массовое масштабное директивное регулирование цен, исчезновение ряда товаров в принципе из обращения для стандартов восточно-европейской страны невозможно.
Но да, по сравнению с 90-ми, то, что происходит сегодня, наверное, не настолько страшно. Только вряд ли это то, чем стоит гордиться.
КОММЕНТАРИИ
ОБСУДИТЬ ПРАВИЛА КОММЕНТИРОВАНИЯ