Может ли в Беларуси начаться торг для освобождения политзаключенных?

На эти вопросы отвечает политолог Анатолий Котов.

— Торг политзаключенными начинается, когда что-то должно быть выгодно режиму либо он чего-то боится. Глядя на две недавние ситуации — в Никарагуа и Иране, можно сказать, почему режимы выпускают заключенных.

В Никарагуа это сделали, потому что было серьезное внешнее давление со стороны США, фактически они получили ультиматум. Иран — из-за взрывоопасной внутренней ситуации. 22 тысячи задержанных нужно умножить как минимум на 10 — это ближайшие родственники — тот протестный потенциал, который не будет сидеть дома, а будет портить кровь режиму. В Иране не останавливаются протесты.

Соответственно, влияют два фактора — внешнее давление, серьезная угроза либо боязнь внутренней нестабильности.

Применительно к белорусской истории мы видим санкции, которые накладывались не за то, что политзаключенных в стране становится больше (по данным правозащитников, по состоянию на 15 марта в Беларуси 1445 человек признаны политзаключенными). Эти санкции жизнь режиму усложняют, но не связаны в большинстве своем с политзаключенными, чтобы попытаться их обменять.

На примере Никарагуа мы видим, что предпосылки к серьезному торгу могут быть либо в случае серьезных волнений, что в Беларуси пока маловероятно, либо в случае получения режимом конкретного ультиматума, почему он должен их выпустить.

В каких-то иных ипостасях режим не видит для себя плюшек, почему он должен был бы освободить людей, которые незаконно содержатся в белорусских тюрьмах.

— Если говорить об известных персонах, за которых вступаются на Западе: Анджей Почобут, Алесь Беляцкий, то какие шансы, что их могут освободить в первую очередь?

— Что касается Анджея Почобута, ситуация понятная: Польша предъявила ультиматум за него и других политзаключенных. Это вопросы границ. Реакция последовала, но, наверное, не та, на которую Польша рассчитывала.

Пока Анджей Почобут находится за решеткой. Значит, закрытия одного пункта пропуска недостаточно, чтобы его выпустить. Но это было достаточно болезненным, поскольку режим, по сути дела, не пошел на дальнейшую эскалацию.

Была взаимная высылка дипломатов, но она закончилась — причем на стороне режима. В их парадигме они должны были выслать еще кого-нибудь в ответ на высылку военного атташе из Польши, но они этого не сделали, то есть решили не обострять ситуацию, чтобы не закрылся какой-нибудь еще один пункт пропуска.

С Алесем Беляцким ситуация другая. Он представляет интерес для Запада исключительно потому, что он известный правозащитник, который недавно стал нобелевским лауреатом. Соответственно, механизм, которым его можно вытащить из застенок режима, лежит в другой плоскости.

Это как раз торг, договоренность, чуть ближе к истории Натальи Херше, которую выпустили взамен на вручение верительных грамот — проявление того, что одна из европейских стран считает Лукашенко в некоторой степени легитимным правителем. Надо сказать, что второй подход коснется только Беляцкого.

— Как вы считаете, есть ли смысл торга политзаключенными в условиях нескончаемых репрессий в случае, если режим, освободив одних, параллельно будет набирать других узников совести?

— Вопрос спорный. Если мы говорим об обмене на какие-то плюшки, то это, наверное, большого смысла не имеет.