«Для многих беларушчына сегодня – не традиция или наследство, а открытие и достижение»

– Особенностью выборки является перекос в сторону тех, кто поддерживает протест и демократические силы, – считаете социолог Геннадий Коршунов. – Сейчас материалы исследования еще находятся в обработке, но некоторыми данными уже можно поделиться.

1. Язык опроса. Одной из особенностей исследования было то, что люди могли выбирать, на каком языке им было бы удобнее заполнять анкету: на русском или на беларусском. В итоге на беларусском языке анкеты заполнили 70% респондентов, на русском – 30%. В ответах респондентов, находящихся в Беларуси, пропорция в целом сохранилась: 67% и 33%.

В целом такое соотношения выборов языка анкеты сохраняется практически по всем выделяемым сегментам респондентов.

При этом есть интересное и парадоксальное исключение – старшие возрастные группы. Теоретически, можно было бы ожидать, что среди людей в возрасте будет больше носителей беларусского языка и они активнее будут выбирать его при опросе. Однако, получилось наоборот.

Если среди людей в возрасте до 50 лет беларусский язык выбирали в среднем 71-73% респондентов, то в возрасте 51-60 лет – 65%, а 61 год и старше – 55%.

Кроме того, среди тех, кто не поддерживает протест (в опросе приняли участие и такие респонденты, хотя их было и немного), беларусский язык для заполнения анкеты выбрали только 29% респондентов.

2. Ощущение и важность национальной идентичности. В исследовании было два взаимосвязанных вопроса: «В какой степени Вы чувствуете (осознаете) себя представителем своей национальности?» и «Оцените, пожалуйста, в какой степени для Вас важна Ваша национальность?». И в том, и другом случае предлагалось выставить оценку по шкале от 0 до 10.

По результатам ответа на эти вопросы получилось, что 78% опрошенных имеют высокие показатели ощущения национальной идентичности (8 и более баллов). Практически столько же (76%) указали и на высокую важность для них своей национальности (8 и более баллов).

Здесь обращает на себя внимание, что среди выбравших беларусский язык оба этих показателя – и осознание национальности, и ее важность – выше, нежели у тех, кто выбрал русский язык (по 83% против 65% и 61% соответственно). Это один момент.

Второй – высокую степень осознания своей национальности демонстрируют не только сторонники протеста, но и те, кто выступают против него. И это не парадокс.

Это факт следует из отчета по проекту «Беларусская национальная идентичность в 2022: опыт количественного исследования»: в Беларуси сейчас сосуществуют два политико-идентичностных проекта – «национально-демократический» и «национально-советский», и каждый из них имеет своих сторонников.

3. Беларушчына – не традиция и не наследство. В исследовании содержался целый блок вопросов, которые касались национальности не только самого человека, но и его родителей, а также бабушек и дедушек. Кроме того, задавались вопросы и о странах, где они родились.

И здесь мы получили данные, которые, если они не сильно отличаются от общереспубликанских (а по этим моментам они не должны особо отличаться), можно признать феноменальными.

Суть в том, что в ходе опроса беларусами себя назвали 89% респондентов. В целом, это совпадает с данными переписи 2019 года, где беларусскую национальность указали 85%. При этом только у половины опрошенных оба родителя имеют беларусскую национальность и Беларусь как страну рождения.

Если же сделать еще один шаг в глубь семейной истории и посмотреть на бабушек-дедушек, то доля людей, у которых предки в третьем колене были бы теми беларусами, которые родились в Беларуси, – эта доля составит всего 25%.

То есть родившихся в Беларуси беларусов и беларусок в третьем поколении – только четверть среди опрошенных. А это, подчеркну, ядро протеста.

Здесь можно вспомнить про демографическую катастрофу вследствие Второй мировой, про послевоенное общесоюзное отстраивание Беларуси, про целенаправленное миксование национальностей в СССР путем распределения и военной службы как минимум, про постоянную миграцию из Беларуси после развала СССР и нескончаемое прибытие к нам русскоговорящего населения из бывших республик.

К слову, даже 20 лет спустя после 1991 года чистая иммиграция в Беларусь (то есть превышение числа въезжающих на постоянное место жительства над числом выезжающих) составляла 1,5, а с 2015 по 2020 – 1,9.

Иными словами, в последние годы на одного покинувшего страну беларуса приходилось два приехавших скорее всего из бывших союзных республик.

Здесь есть над чем подумать и порассуждать, но пока мы просто констатируем, что долговременная семейная традиция как канал формирования национальной идентичности в Беларуси во многом была утеряна.

Если объединить все вышеизложенное и добавить к нему наблюдения из ряда других исследований, то можно сформулировать следующий тезис:

– в 2020 году действительно произошло перекодирование беларусской национальности и перерождение беларусской нации. Вместо разрушенных (долговременная семейная традиция) или деформированных (образователно-идеологическая система) инструментов формирования национальной идентичности заработали иные механизмы – не институциональные, но преимущественно индивидуальные, и не этнические, а скорее гражданско-политические.

То есть для многих беларушчына сегодня – не традиция или наследство, а скорее открытие и достижение. А еще и противопоставление себя режиму.