Чем беларусы отличаются от россиян?

– Вы назвали ошеломляющим то, что 80-85% наших граждан, несмотря на все усилия кремлевской пропаганды, стабильно на протяжении полутора лет выступают против ввода беларусских войск в Украину. На ваш взгляд, какими факторами обусловлены такие настроения в беларусском обществе?

– Прежде всего, разве не должно быть самым «нормальным» в мире то, что страна не хочет нападать на своего соседа? Я считаю, что в этом отношении это признак «нормального», здравого мышления. У беларусов есть многовековой опыт. На протяжении последних 500 лет практически любая война в регионе несла мучения беларусам. Это глубоко отложилось в их сознании и исторической памяти.

В инстаграме я видел карту, на которой изображены те, кто воевал с Польшей. Там есть почти все европейские страны. Единственной, кто никогда не вторгался в Польшу, оказалась Беларусь. Думаю, беларусы помнят, что они войны не начинают, а лишь страдают из-за кровопролитий.

Свою роль, наверное, играет то, что на протяжении многих лет борьба за мир формально была одним из главных тезисов и советской пропаганды, и режима Лукашенко. Сумма этих факторов создает идентичность беларусов как мирной нации.

– Но советская пропаганда обрабатывала и россиян. Однако у них мы наблюдаем совсем другое отношение к войне.

–  У России преобладает другая память – имперская. Хотя, конечно, нужно быть осторожными с заявлениями, что у русских есть имперский «ген». Есть русские, которые выступают за мир и против войны.

Но в целом разница между беларусами и русскими была заметна даже на уровне властей. Я помню, как в 2019 году вице-премьер Игорь Петришенко вместе с президентами Литвы и Польши участвовал в перезахоронении останков Кастуся Калиновского и других повстанцев. По сути, это была антиимперская церемония.

Даже Лукашенко, как правило, говорит о беларусских жертвах во второй мировой войне. И этим он отличается от Путина, который предпочитает делать акцент на героизме россиян.

Важно отметить и то, насколько по-разному воспринимается беларусами и россиянами распад СССР. В Беларуси присутствует ностальгия, которая обусловлена большей социальной защищенностью и предсказуемостью жизни в те времена. Россияне воспринимают крах Советского Союза как оскорбление национальной гордости. Их реакция на случившееся – реваншизм, которого у беларусов я вообще не вижу.

Российскому обществу в большой степени присущ фатализм. Даже часть тех, кто сначала выступил против войны, теперь поддерживают ее из боязни распада империи в случае поражения. У беларусов такого страха нет.

– И в то же время на Западе до сих пор зачастую не видят разницы между беларусами и россиянами. В чем еще вам видится разница между двумя странами и народами?

– Хотелось бы избежать стереотипов, поскольку есть разные беларусы и разные русские. Но в целом, если исходить из статистики, беларусы в гораздо большей степени поддерживают предпринимательство. Ответственность за свою жизнь у них тоже намного сильнее, чем у русских.

Беларусы больше думают о том, что могут делать сами в собственном государстве. В 2020 году около 60% голосовали за Светлану Тихановскую. В России оппозиционный кандидат никогда не получал такой поддержки.

Кстати, у беларусов есть та же черта, что и у многих немцев – они не слишком заметны за рубежом. Особенно когда мы эмигрируем, мы склонны очень быстро ассимилироваться. В школе я два года сидел рядом с парнем из Беларуси и не знал, откуда он. Примерно то же самое с немцами в США. Там самой большой является германская этническая группа, но она практически не заметна в отличие от, например, латиноамериканской или китайской.

Это то, над чем беларусам стоит работать, чтобы их лучше узнавали и отделяли от русских. Долгое время в мире Беларусь ассоциировалась прежде всего с Александром Лукашенко. Сейчас появилась еще и Светлана Тихановская, положительное лицо Беларуси.

Но 1-2 человека не могут быть единственными лицами целого народа. Вам нужно продвигать других талантливых беларусов: художников, актеров, спортсменов…

– Еще одним отличием беларусов является относительная устойчивость к пропаганде. Чем обусловлена эта резистентность?

– Если смотреть на, скажем, media trust index, то 60% беларусов доверяют независимым медиа.

Но только 40% не доверяют государственным СМИ, в том числе российским. Значит, устойчивость действительно относительная.

Однако уже три года идет очень сильная пропаганда «русского мира», а независимые медиа объявлены экстремистскими и вынуждены временно покинуть страну, как и многие тысячи активистов. И при всём этом, многие беларусы до сих пор умудряются читать «запретные медиа» через VPN. И мы можем видеть, что в Беларуси сохраняются довольно сильные проевропейские настроения. Это демонстрация хорошего уровня устойчивости к пропаганде.

Отчасти это, видимо, связано и с тем, что Беларусь на протяжении ряда лет проводила многовекторную политику. Официальные государственные СМИ так долго представляли это как национальный интерес. Поэтому, когда пропаганда теперь говорит о необходимости переориентироваться, то люди понимают, что так нельзя, что национальные интересы заключаются в хороших отношениях со всеми.

И поэтому пророссийские настроения до сих пор меньше, чем в 2018 году. Но чтобы они в дальнейшем не увеличивались, важна привлекательная альтернатива «русскому миру».

Так что, в интересах Евросоюза больше инвестировать в коммуникацию с беларусским обществом.

– Многие эксперты едины в том, что у Евросоюза нет стратегии в отношении Беларуси, и это одна из фундаментальных проблем. Как конкретно, на ваш взгляд, Евросоюзу стоило бы активизировать коммуникацию с беларусами?

– Очень-очень хороший и важный вопрос. Как вы, конечно, знаете, ЕС состоит из разных государств, и у них существуют разные приоритеты и представления, на что надо реагировать. Польша, Литва и Латвия пытаются держать Беларусь на повестке Евросоюза, и, по-моему, это даже получается достаточно хорошо.

Когда мы говорим в Берлине с людьми, принимающими решения, то тоже понимаем, что Беларусь находится достаточно высоко в их списке приоритетов – намного выше, чем раньше. И есть восприятие Беларуси не как проблемы, а как возможного партнера в будущем.

Вы правы, когда говорите, что нет написанной стратегии, своего рода «дорожной карты», как идти оттуда, где мы находимся сейчас, к лучшему будущему. Но есть заинтересованность в ее создании.

Европейские чиновники осторожничают, поскольку опасаются дать ложные надежды. Сейчас есть немало кандидатов на вступление в ЕС, однако этот процесс будет очень сложным и длительным. Поэтому о перспективах предпочитают не говорить слишком оптимистичным образом.

Когда я разговариваю с лицами, принимающими решения в ЕС, я очень ясно вижу, что они воспринимают Беларусь как естественного члена «семьи европейских наций». Я бы сказал, что это устойчивое изменение восприятия – благодаря событиям 2020 года.

Мы ждем, когда вы будете готовы «вернуться». Мы считаем, что после войны Беларусь должна быть важной частью стабильности на европейском континенте.

Поэтому инициатива создания такой стратегии может и должна принадлежать не только Евросоюзу, но и самим беларусам. Мы готовы сотрудничать, чтобы, когда окно возможностей снова откроется, поддержать вас лучше, чем в 2020 году, когда многие ждали от Евросоюза большего, чем он сделал.

И тогда демократический транзит станет реальностью.